Текст: Фарид ДОСАЕВ

Интересно разглядывать спортивные фотографии давности. Странное чувство наивности и торжественности: борцы с закрученными вверх усами, велосипедисты в шляпах и при галстуках, пловцы в полосатых купальниках… Спортсменов тогда не называли звёздами, им не платили супергонораров, да и рекорды того времени вызовут у сегодняшнего болельщика разве что снисходительные улыбки. Одно бесспорно: те чемпионы были людьми в высшей степени неординарными, как правило, совмещавшими в себе сразу несколько талантов. Такой была и Суламифь Мессерер. Она родилась в Москве на углу Рождественского бульвара и Большой Лубянки в семье доктора-дантиста. Детей в семье было десять, и каждому досталось библейское имя. Первым в семье «заболел» классическим танцем Асаф — старший брат Суламифи. Именно он привёл сестру на балет в Большой театр. Любовь к танцу с первого взгляда вспыхнула в сердце юной девочки. И вскоре она становится ученицей балетного училища Большого театра. Оказалось, что это была любовь навсегда!

Но в 1926 году произошло неожиданное… Находясь на отдыхе в Крыму, Суламифь увидела  в море юношу. Ах, как он быстро и красиво плыл, и это было совсем не похоже на сажёнки, которыми щеголяли в ту пору на Чистых прудах московские мальчишки. Это был настоящий кроль! Увиденное до того поразило 18-летнюю девушку, что по возвращении в Москву она сразу же отправилась в группу водноспортивной станции «Стрелка» на Москве-реке.

Вот как вспоминала сама Суламифь Михайловна свою встречу со своим первым тренером Александром Григоренко: «Григоренко окинул меня скептическим взглядом. Ишь ты, пигалица какая, мускулов никаких, а туда же, хочет плавать кролем — одним из самых сложных способов. «Кролем, девочка, сразу не поплывёшь, это трудно…» Я ему отвечаю: «А вы покажите, как». Он рассмеялся, но в общих чертах показал: руки работают так, ноги так, вдох на такой-то гребок, выдох в воду… Я прыгнула в бассейн и сразу довольно сносно поплыла кролем. Григоренко обомлел: «Ты когда-нибудь этим способом уже плавала?» Я ответила: «Никогда, но вы же мне всё объяснили…»

Узнав, что я балерина, тренер понял,  откуда у меня координация движений и сила тренированных  мышц. Недели через три меня уже заявили на соревнования с участием лучших пловчих Москвы. И, представьте себе, «эта балеринка» финишировала, к изумлению всех, первой! К концу сезона я стала чемпионкой Москвы на 100 м кролем, а на следующий год и чемпионкой СССР. И затем я не уступала этот титул четыре года подряд…»

Перед юной Мессерер открывались заманчивые перспективы в плавательном спорте. Но совмещать тренировки на водной глади и классы у балетного станка не получалось. Обижались и тренеры, и педагоги. И балет, и плавание требовали её всю целиком, без остатка. Как не трудно было от чего-то отказываться, но пришлось сделать выбор, немедленный и бесповоротный. Искусство победило. Началась блистательная карьера танцовщицы. Вместе с братом Асафом Суламифь покорила зрителей Большого театра, а затем последовали успешные гастроли на сценах многих театров мира.

Что отличало молодую балерину на сцене? Точная трактовка образа,  великолепная хореография, темперамент, артистизм. Все эти качества она с триумфом демонстрировала в двух десятках постановок. На многие из них, особенно, на балете «Пламя Парижа», часто приходил Сталин. За этот спектакль Суламифь с братом Асафом стала лауреатом Сталинской премии. Однако, как вспоминают её близкие, она часто тосковала по своему любимому кролю, по азартной борьбе на водных дорожках…

А в 1938 году чёрное крыло репрессий коснулось и семью Мессереров. Расстреляли мужа сестры Суламифь Михаила, а затем и саму сестру Рахиль отправили в Гулаг. Вот здесь и проявилось умение бороться до конца, которым обладала Суламифь. Она сумела добиться перевода сестры из лагеря на свободное поселение, а в Москве удочерила племянницу Майю, которую уже собирались отправить в детский дом. Майя, конечно же, занялась классическим танцем под руководством своей тети-приёмной матери. И уже через несколько лет хрупкой девочке восторженно рукоплескали во многих странах мира. Да, это была она – прима-балерина Майя Плисецкая! В дальнейшем Суламифь Михайловна поставила Майе её знаменитую композицию «Умирающий лебедь».

Суламифь Михайловну я встретил через много лет после её плавательных побед. В ту пору я работал в Отделе спортивных программ Центрального телевидения СССР. Мы готовили телепередачу «Большой театр и его чемпионы», ведь на сцене легендарного театра выступали многие именитые мастера вокала и балета, имевшие в юности высокие достижения в спорте. Но всех по спортивным победам превосходила Суламифь Мессерер.

Когда я набрал заветный номер телефона, ответила сама Суламифь Михайловна. Представившись, я изложил суть нашего проекта и попросил дать  интервью для телепрограммы. «Интервью? – переспросила она, — о чём речь! Пожалуйста». И через секунду добавила: «Я и проплыть могу, если хотите…» Это была настоящая удача!

И вот мы уже в открытом бассейне МОЦВС на улице Ибрагимова. Суламифь Михайловна, не утратившая стройности балетной примы, вспоминает о славных победах на водных дорожках в далёкие 1930-е годы, а затем лихо прыгнув со стартовой тумбочки, поплыла своим любимым кролем. Техника была что надо!

Съемка программы состоялась в канун 60-летия замечательной балерины и педагога. Суламифь Михайловна вместе с массой поздравлений получила также и диплом Федерации плавания СССР. Награду тогда ей вручила наша первая Олимпийская чемпионка по плаванию Галина Прозуменщикова.

Великую танцовщицу и педагога вспоминают добрым словом и знатоки балета, и множество его учеников. Кстати, её сын Михаил стал одним из самых успешных и востребованных современных балетмейстеров. А я вспоминаю торжественную церемонию вручения премии «Душа танца». Как же азартно и зажигательно танцевала Сулафифь Мессерер французский канкан – и это в 90 лет! Она ушла из жизни в июне 2004 года, её было 95… Память о замечательной балерине и неоднократной чемпионке СССР по плаванию будет жить ещё долго.

Фото из архива Mr. Swimy

Родился Семён 27 апреля 1912 года в Марьевке, маленьком поселке Херсонской губернии, где, разрезая жирную украинскую землю, протекала полноводная река Ингул. Любимой игрой детства у будущей звезды мирового плавания Семёна Бойченко стала игра «латка» – что-то среднее между салочками и нырянием на расстояние. Умением хорошо плавать удивить этих ребят было сложно: ватага вечно голодных мальчишек налетала на заречные огороды и удирала оттуда вплавь, вдоволь подкрепившись огурцами и помидорами. Они мерились силой, ныряли, вплавь носились по Ингулу от родного села до Марьиной рощи и обратно. А река текла вниз по течению к овеянному славой русского оружия легендарному городу Очакову, где она растворялась в лимане, а далее стремилась в море, по которому чинно скользили большие белые корабли. Семён вспоминал: «Жили в деревне бедно, чтобы как-то прокормиться, приходилось рыбачить и проводить целые дни на речке. Уже тогда я научился диковинному искусству – ходить по воде пешком, за медяк-другой показывал дачникам разные водные фокусы».

Вскоре умер отец Семёна, и в 28-м году в поисках лучшей доли семья Бойченко перебирается в Казахстан. Через четыре года комсомолец, выпускник ФЗУ по специальности радио-монтёр, участвует в наборе радио-телефонистов на Красный флот. «Плавать умеешь?» – был первый вопрос на призывном пункте. «Спробуем», – улыбнулся Семён. На медосмотре он стоял обнаженным перед врачами, и те с любопытством со всех сторон разглядывали его статную, мускулистую фигуру. 190 см рост, стройный, широкоплечий, с открытой приветливой улыбкой, он напоминал античного олимпийского дискобола. На вопрос комиссии, где он желает служить, ответ короткий и ясный: «На море!»

В Севастополе, куда его направили командиры, раскрылся спортивный талант Бойченко. А началось все весьма неожиданно. Капитан корабля, где служил Семён, отдает приказ готовить молодых краснофлотцев к сдаче норм ГТО: «Флота без плавания не бывает! Кто не сдаст нормативы, пойдёт служить на берег!» И вот жарким субботним днем более ста матросов стартуют от берега в направлении корабля, стоящем на рейде в километре от причала. Семён не был знаком с «правильной» техникой, у него она была своя, которой еще мальчишкой плавал в Марьевке. Плыл он легко, лишь волны немного сбивали его дыхание, и корабля достиг первым, значительно опередив своих товарищей.

Это было время подъема необыкновенного энтузиазма, настоящего культа здоровья и физического совершенства. Известный писатель-маринист Леонид Соболев так описывал соревнования по плаванию, свидетелем которых он стал однажды в Севастополе: «Летнее утро. Небо и вода в синем блеске. Застывший рейд, раскаленная земля. Обжигающие волны зноя, широкие ступени трибун водной станции. На ступенях замечательная пылающая бронза шести тысяч обнаженных, напруженных кровью, жизнью и радостью краснофлотских тел. От них тёк такой ток здоровья и силы, что казалось – это воскрес золотой миф о блаженной Элладе… Это был первый день Спартакиады морских сил Черного моря…»

На флоте Семён не проигрывает никому, и в конце июля 34-го черноморец Бойченко побеждает на Всесоюзном отборочном турнире и зачисляется в сборную команду Рабоче-крестьянского Красного флота. А через месяц он становится победителем на первенстве Вооруженных сил СССР. В 35-м Бойченко для продолжения службы командируют в Центральный спортивный клуб Армии. И вот он уже москвич и студент главного спортивного вуза страны. Первым настоящим тренером Семёна стал известный в то время пловец Андрей Ваньков. Чемпион Москвы, инженер по специальности, он тщательно изучал технику плавания и был одним из самых успешных рационализаторов в этой области. Ваньков смотрел на своего ученика и удивлялся: «Где ты научился так хорошо плавать?» «На Ингуле», – отвечал Семен. Московскому специалисту приходилось только делать выводы: «Ну что ж, будем отрабатывать твой стиль, теперь он будет называться брасс-баттерфляй».

В 1935 году, после того как, плывя 100 метров этим способом, Джон Хиггинс из США на полторы секунды улучшил достижение французского брассиста Жака Картоне, Международная федерация плавания (FINA) признала баттерфляй как допустимый вариант брасса. На международных соревнованиях в Праге 8 ноября 1935 года Бойченко устанавливает брассом-баттерфляем свой первый рекорд СССР на 100 м – 1.12,2. А через два месяца на первенстве Москвы он бьёт уже и мировой рекорд – 1.08,0, перекрывая достижение американца Хиггинса почти на три (!) секунды. 36-й год принес новые достижения: мировой рекорд на сотне (1.06,8) и лучшее европейское время на 200 м (2.39,4). А потом всё забурлило! 3-я Международная рабочая Олимпиада в Антверпене в 37-м – мировой рекорд на сотне и победы на обеих дистанциях брассом-баттерфляем с секундами, намного превышающими результаты Олимпийских игр 1936 года в Берлине.

Это были первые победы советского плавания на международной арене. Федерация плавания СССР была принята в ряды FINA только в 47-м, поэтому рекорды Бойченко носили сугубо внутрисоюзный характер, однако очные победы над сильнейшими в мире пловцами стали реальным подтверждением его силы. Сенсация антверпенской Олимпиады – Семён Бойченко, бил рекорды и покорял сердца публики. Его обаятельная улыбка не сходила с газетных полос всего мира. Сразу после соревнований в Бельгии Французская рабочая спортивная федерация приглашает его и всю советскую делегацию принять участие в спортивном празднике, посвященном Всемирной выставке в Париже.

Вот что об этом вспоминает участник триумфального турне советских спортсменов по Европе, легендарный штангист Яков Куценко: «Распространялись слухи, будто Бойченко нарушает чистоту стиля брасса, что он не по правилам работает ногами и т.д. В парижском бассейне его выступление привлекло внимание знатоков плавания, не говоря уже о корреспондентах, любителях спорта и просто любопытных. Бойченко выступал один, его соперником было время! А также судьи и эксперты – признают ли они или нет, что техника советского пловца отвечает требованиям Международной федерации плавания? И Бойченко победил и время, и придирчивых знатоков…»

За два дня до этого заплыва в Тулузе француз Жак Картоне установил новый официальный мировой рекорд на сотне – 1.09,8, но почти две секунды уступив результату Бойченко. При этом Картоне заявил, что результаты Бойченко – фальшивка. В ответ Семён бросает вызов французу и предлагает ему выяснить отношения в его родном бассейне. Картоне принимает вызов, и через несколько дней в Тулузе, в бассейне «Ля Турэль», при скоплении многотысячной аудитории они встают на стартовые тумбочки, чтобы сразиться на дистанции 400 метров. Неожиданно Картоне отказывается плыть. Публика в недоумении, а француз заявляет, что не будет соревноваться с русским, потому что, дескать, у него на шапочке изображена красная звезда. И его могут исключить из Международной федерации за очное соперничество с представителем Страны Советов. Шквал зрительского негодования по поводу поступка земляка и обвинения его в трусости сменились восторгом, когда Семён Бойченко в одиночестве сумел побить мировой рекорд американца Хиггинса и на шесть секунд опередить лучшее время, которое показывал ранее его вмиг побледневший французский соперник.

Советского атлета заваливают приглашениями на званые обеды, русские эмигранты первой волны, осевшие во Франции, соблазняют остаться на Западе, ему предлагают сниматься в кино. В течение дня три съемочные группы с готовыми сценариями прорывались в парижскую гостиницу, в номер «Короля баттерфляя» или «Красного кита», так называли Бойченко во французской прессе. Но всякий раз он отклоняет любые заманчивые контракты: «Простите, но мне пора домой! До свиданья!»

В Москве же Бойченко встречали как героя. Он стал неимоверно популярен, с ним хотели познакомиться все известные люди в стране, сам Сталин с трибуны Мавзолея на Красной площади ставил его в пример советской молодежи: «Бывший моряк Черноморского флота товарищ Бойченко стал непревзойденным пловцом мирового класса. Равняйтесь на Бойченко! Бейте рекорды, как Бойченко на воде и Чкалов в небе!». Все предвоенные годы Семён был непобедим, весной 41-го он находится на пике своей спортивной формы и устанавливает сразу несколько высших мировых достижений, доведя потолок результатов на сотне баттерфляем до 1.05,4, а на дистанции вдвое длиннее – до 2.29,8. Эти рекорды оказались для него последними. Война… Он рвался на фронт, но приказом Сталина был освобожден от мобилизации и направлен в войска для подготовки красноармейцев и бойцов сил специального назначения. Круглыми сутками Бойченко оставался на службе и за период войны сумел обучить тысячи боевых пловцов.

В 48-м году, непобеждённый, он строил планы на новую послевоенную жизнь, собирался снова набрать спортивную форму, но судьба готовила ему иные тяжкие испытания. По ложному доносу одного из провокаторов Бойченко обвинили в, якобы, нелицеприятных отзывах в адрес сына вождя Василия, а «припаяли» преступную связь с белоэмигрантами и буржуазной прессой. Бойченко арестовали ночью 12 ноября 1948 года. Ознакомившись с материалами дела, Семён заявил, что подписывать ничего не будет. В ответ услышал: «Здесь и не такие ломаются!» Полгода он не подписывал «чистосердечный» самооговор. Из своего некогда могучего тела Бойченко потерял больше сорока кг, и его помещают в тюремный лазарет. Следователь предупреждает, что если он не подпишет всоё признание, то в лагеря по этапу вместе с ним пойдут все его родственники. Семен понимает, что выхода нет, и он становится еще одной щепкой в гигантской человеческой лесопилки сталинских репрессий. Как и его лучшие друзья, великие футболисты братья Старостины, основатели футбольного «Спартака», он получает 10-летний срок.

Годы Соликамских лагерей и мучения в ГУЛАГе закончились для Семёна ясным летним днём 55-го года. Первое, что сделал Бойченко, выйдя на свободу по амнистии, он отправился на Украину, в родную Марьевку. Там он до изнеможения плавал в Ингуле, нырял, переворачивался на спину, вновь на грудь и снова погружался целиком под воду, замирая в невесомости потоков знакомой реки, будто пытаясь отмыться от клеветы и унижений, что пришлось ему пережить и испытать за эти долгие годы. А с берега, как когда-то, за Семёном наблюдали десятки местных ребятишек, для родителей которых он был легендой из соседнего двора.

Удивительное дело, что ни на одно мгновение великий атлет не усомнился в правильности выбранного им пути, не отрекся от искренней веры в идеалы всеобщего равенства и братства народов. Возможно, именно это и помогло ему начать новую жизнь. В течение тридцати лет после заключения Семён Петрович Бойченко воспитывал юных пловцов. Он работал тренером в знаменитом московском Дворце водного спорта (ДВС) на Мироновской улице, судил соревнования. В качестве почетного гостя посещал практически все важнейшие спортивные события в городе и стране. В те времена в СССР, к сожалению, не было ветеранского плавания, иначе и там Бойченко не было равных. Уже будучи семидесятилетним, он мог встать на старт и проплыть 50 метров своим «королевским» стилем за 32 секунды! Несгибаемая воля, смелость, честность с другими и самим собой, доброта и веселый нрав сделали его дорогим гостем в гостях его многочисленных друзей и поклонников по всей стране… Внезапно заболев, Бойченко ушел из жизни в 1987 году. Успел лишь снова съездить в Марьевку, попрощаться с родственниками, еще раз побродить босиком по берегу родного Ингула…

О Бойченко ходило множество легенд. В Париже в конце 30-годов, где после установления мировых рекордов он стал чрезвычайно популярен, у него не было отбоя от журналистов. Однако советский пловец, проинструктированный в соответствующих инстанциях, был немногословен и неохотно общался с прессой. И вот, один всё понимающий местный репортер решил не искушать чемпиона и попросил его просто подышать в микрофон. Великий пловец простодушно сделал мощный вдох и выдох. В тот же вечер в радиорепортаже ведущий французской радиостанции объявил о новом мировом рекорде и затем добавил: «…А теперь послушаем, как дышит наш герой, русский Король баттерфляя!»

Текст: Дмитрий Волков/Серж Водез