8 и 9 августа 2017 года в Риме международный клуб спортивного плавания «Энергетический стандарт» проведет необычные соревнования по плаванию: «Energy for Swim» — Чемпионы в поддержку благотворительности.

Идея создания соревнований принадлежит Президенту клуба «Энергетический стандарт» Константину Григоришину. Она сразу же нашла поддержку у итальянской федерации плавания FIN, администрации города Рима и крупнейшего плавательного бренда ARENA.

Energy for Swim пройдет в знаменитом бассейне Foro Italico, где в 1960 году состоялись XVII летние Олимпийские игры. В соревнованиях примут участие спортсмены в составе 4-х команд: США, Австралии, Италии и команда клуба «Энергетический стандарт». Среди них будет немало звезд мирового плавания: шестикратный олимпийский чемпион Райан Лохте, трехкратный олимпийский чемпион Райан Мерфи, трехкратный олимпийский призер Чад Ле Кло, олимпийские чемпионы Ру́та Мейлути́те и Камерон Ван Дер Бург, итальянские суперзвезды Федерика Пеллегрини, Грегорио Палтэньери.

Energy for Swim — это не просто соревнования, но и развлекательная шоу-программа с участием спортсменов мирового уровня, которые в течение двух дней будут выступать с целью сбора средств для благотворительных организаций, помогающих детям. Каждая команда будет соревноваться в поддержку своей благотворительной организации. Средства от продажи билетов также будут переданы в благотворительные организации.

Паоло Барелли, Президент итальянской федерации плавания комментирует предстоящее мероприятие: «Мы очень рады принять у себя в Риме на стадионе «Foro Italico» такое необычное спортивное событие. «Energy for Swim» объединит на одной площадке мировых звезд плавания в поддержку благотворительных организаций, помогающих детям, что делает это спортивно-развлекательное шоу уникальным в своем роде». Билеты на соревнования поступят в продажу с 23 июня на сайте www.ticketone.it Официальный сайт соревнований www.energyforswim.com

Facebook: https://www.facebook.com/Energy-For-Swim-316799475416517/

Instagram: Energy_for_swim_official

Итак, 1980 год, разгар холодной войны. Госдеп США инициирует со стороны американского и ряда других национальных Олимпийских комитетов Запада из-за ввода советских войск в Афганистан годом ранее. Осенью 1983 на Дальнем Востоке ПВО страны сбивает южнокорейский гражданский лайнер «Боинг-747». Советские СМИ обвиняют Запад в провокациях и шпионской деятельности, а президент США Рональд Рейган называет СССР «Империей зла».

Противостояние двух держав, кажется, достигло своего апогея. Но ведь и в 1952 году, сразу после Корейской войны, и в 1960-е годы в разгар Карибского, а затем и прочих кризисов идея бойкота Олимпиад никогда не находила поддержки ни в Советском союзе, ни в США. Почему же сейчас руководители страны решили ответить на американский бойкот Игр-80 столь радикальным ответным образом?

Среди прочих версий имеет место быть и спортивно-аппаратная трактовка событий тех дней. По словам Виталия Смирнова, многолетнего президента НОК СССР и члена МОК, в той весьма напряженной обстановке свою неблаговидную роль сыграл тогдашний председатель Спорткомитета страны Марат Грамов. В начале 1984 года делегация этого ведомства посетила США и ознакомилась на месте с олимпийскими объектами. Выбрали корпус для сборной в Олимпийской деревне, обговорили условия проживания и питания там наших спортсменов. И всё, вроде бы, шло по  плану подготовки к главным стартам четырёхлетия. Однако летним играм-84 предшествовали зимние игры в Сараево, которые мы проиграли восточным немцам из ГДР. А это было по тем временам провал!

На Грамове лица не было, ведь он прекрасно понимал, что, второе подряд поражение на Олимпиаде (а в Лос-Анджелесе первое место в медальном зачёте нам не светило), да ещё (о, ужас!) американцам, будет стоить ему кресла руководителя советского спорта. Тревогу чиновника разделяли и в ЦК КПСС. Когда появилась записка за подписью члена Политбюро ЦК Андрея Громыко и многолетнего министра иностранных дел страны, прозванного на Западе «Мистер Нет», о невозможности участия команды СССР в Олимпиаде-84, она была единодушно поддержана в самых высоких и более низких инстанциях.

В советской прессе тотчас же поднялась истерия по поводу опасностей, ожидающих наших атлетов и спортсменов из других социалистических стран на Играх в Америке. И по указке сверху, понурив головы, руководители советского спорта в конференц-зале НОК СССР голосуют за отказ от участия в Олимпиаде в Лос-Анджелесе. Вслед за «Большим братом» подобного рода мероприятия прошли в большинстве стран «народной демократии». Тут же началась подготовка к альтернативным соревнованиям под сомнительным названием «Дружба». Виталий Смирнов вспоминает, с какой ненавистью на него смотрели спортсмены из «дружеской» ГДР, когда он награждал их теми медалями…

Вспоминает 4-кратный Олимпийский чемпион и 2-кратный победитель турнира «Дружба-84» Владимир Сальников.

Личное дело:

Владимир Сальников родился в Ленинграде (СССР) 21 мая 1960 года. 4-кратный Олимпийский чемпион, многократный чемпион мира, Европы и Советского Союза. Неоднократно устанавливал рекорды мира, Европы и СССР на дистанциях 400, 800 и 1500 м вольным стилем. Воспитанник плавательного клуба «Экран» (Ленинград). Заслуженный мастер спорта. Тренер: Игорь Михайлович Кошкин. С февраля 2010 года — президент Российской федерации плавания.

— Эту отвратительную весть я узнал на сборах у восточных немцев в Линдофмарке. Новость была убийственной! Это, как опустить стоп-кран скоростного экспресса. Первая мысль – бросить спорт. В тот год я обладал всеми мировыми рекордами на средних и длинных дистанциях кролем. За спиной была тяжелейшая тренировочная работа. И вот вместо Олимпиады нам предлагают какую-то «Дружбу» в Москве. Пусть даже со всеми её наградами и премиальными олимпийского уровня, но разве это может быть адекватной заменой Олимпиады-84?

Тем летом по рукам ходило какое-то воззвание от имени, якобы, советских спортсменов касательно их нежелания участвовать в Олимпиаде в США. Я категорически отказался подписывать это подмётную бумагу. Меня до Игр в Сеуле удержало лишь то, что результаты пловцов в Лос-Анджелесе были ниже моих, однако моя олимпийская копилка не пополнилась законным золотом. Поэтому, мы с Мариной (супруга Сальникова и его личный тренер в 1985-88 гг. – прим. Ред.) решили пахать ещё четыре года, чтобы всем доказать, что я действительно сильнейший!

Так оно и было, но потом. А в те дни руководители Спорткомитета ездили по тренировочным базам сборников и объявляли им о проведении «Дружбы-84», особо подчёркивая, что на кону звания заслуженных мастеров спорта, премиальные в особо крупном размере, машины, квартиры вне очереди, почёт и большие красивые медали. Игры в Лос-Анджелесе прошли в июле 84-го, а этот «эрзац» турнир — сразу же после их окончания, в августе.

Двукратный победитель «Дружбы-84» в плавании брассом Дмитрий Волков рассказывает, что на сборах на озеро Круглое после отбоя к нему в номер прибежал кто-то из товарищей по сборной команде и сказал, что тренеры в актовом зале смотрят по «видику» тайком привезённую из Америки кассету с олимпийскими заплывами. На цыпочках ребята в полном составе прокрадись фойе перед залом и приоткрытую дверную щель с тоской тихо-тихо подглядывали за уплывающей от них Олимпиадой…

Но результаты пловцов на «Дружбе-84» были на высоте. Так, рекорд мира чемпиона турнира на 200 м на спине Сергея Заболотного намного превышал победное время Олимпийского чемпиона-84 американца Рика Кэйри. Сильнейшей брассисткой мирового сезона с рекордом планеты на 100 м стала немка из ГДР Сильвия Гераш, а её подруга по команде Инна Клебер подняла на «Дружбе-84» мировую планку на дистанции 100 м на спине. Ещё два мировым рекорда восточные немки установили в комбинированной эстафете 4х100 м и 4х100 м в/с. Новыми рекордами Европы отметились советские пловцы: Татьяна Кудрявцева на 100 м дельфином, ребята в кролевой и комбинированной эстафетах 4х100 м.

Трижды свой День Победы праздновали на «Дружбе-84» Сергей Смирягин и Алексей Марковский, дважды Владимир Сальников, Дмитрий Волков, Робертас Жулпа, Владимир Шеметов, Сергей Заболотнов, Александр Пригода, Сергей Курбатов. Чемпионами «Дружбы-84» стали также Сергей Красюк, Геннадий Пригода, Лариса Белоконь, Татьяна Курникова и восходящая звезда отечественного плавания Елена Дендерберова.

После соревнований, как вспоминают победителя того турнира, в квартире Владимира Сальникова на Проспекте Мира все гуляли до утра. А через неделю всех участников «Дружбы-84» ждал сказочный по тем советским временам подарок: круиз на белоснежном лайнере по Чёрному морю по маршруту Сухуми – Варна – Одесса, кайф…

После того сезона многие «дружбинцы» оставили большой спорт. Правда, были и такие атлеты, кто участвовал и побеждал и на следующих Олимпиадах, но это уже совсем другая история и другие «настоящие»медали. Кстати, бойкот Игр-84 был последним в новейшей Олимпийской истории. Вскоре после Лос-Анджелеса МОК ужесточил санкции против возможных «отказников», введя, так называемую, «нулевую терпимость». Теперь стране, объявляющей бойкот Олимпийским играм, угрожает немедленная дисквалификация. И пока эта угроза действует…

Статья из журнала «Плавание» №9 (2011). Текст: Наиль Забаров/Фото: РИА Новости и из архива Mr. Swimy

Личное дело:

Владимир Сальников родился в Ленинграде (СССР) 1 мая 1960 года, выпускник плавательного клуба «Экран» (Ленинград). 4-кратный Олимпийский чемпион, многократный чемпион мира, Европы и Советского Союза, неоднократно устанавливал рекорды мира, Европы и СССР на дистанциях 1500 м, 800 м и 400 м вольным стилем.  Заслуженный мастер спорта. Тренер: Игорь Михайлович Кошкин. С февраля 2010 года — президент Российской федерации плавания. 

Как это было на московской Олимпиаде-80 

«За год до Игр-80 мы сменили место базовой подготовки. В 1979 году вступил в строй новый бассейн Харькове. С лёгкой руки Кошкина этот объект стал называться аббревиатурой из трёх первых букв слов Экран, Харьков, Олимпиада – «ЭХО». Впервые в стране для пловцов была организована практически идеальная модель полного тренировочного цикла, учитывающего, как тренировочные, так и восстановительные задачи. В это же время появилась ещё одна база подготовки атлетов на озере Круглое (под Москвой). Сборная команда была произвольно разбита на две дружины, и они незамедлительно начали конкурировать между собой. Под стать условиям были и нагрузки, до сих пор чувствую уважение к самому себе за то, что смог всё это вынести. В тот год мы попробовали и трёхразовые тренировки на воде в речке Цахе (г. Цахкадзор, Армения). Замечательным было то, что после них, засыпая, мне снилось, что я плыву, да ещё замкнутому кругу. Затем выезжали на сборы в Австрию, Штаты, причем, в Америку дважды – Мишн Вьехо к Марку Шуберту, тренировались с ребятами Джека Нельсона в бассейне Форта Лодердейль. Подъёмы в 4-45 утра раздвинули наше представление о своих возможностях.

Как-то раз на детских соревнованиях я сгорел. Дотла. Меня лихорадило, волновался страшно, представляя, ка всё это будет? В итоге, ухудшил тогда свой личный результат секунд на сорок! Уже потом я подумал, что так нервничать? Тот урок сработал. Я стал учиться гасить своё волнение. Перед Олимпиадой в Москве и в ходе соревнований я работал с психологом сборной команды, стараясь снизить своё напряжение специальными упражнениями, которые он мне предлагал.

Когда в 1975 году Кошкин говорил нам, что мы будем готовиться к Олимпийским играм, не то чтобы победить там, само участие в них мы не могли себе представить. Накануне Игр-80 ситуация была уже совершенно другой, и чтобы не разрушить себя, я постоянно занимался аутогенной тренировкой…

После победы на чемпионате мира-78 на дистанции 400 м в/с, я все же не считал эту дисциплину своей коронкой, только как какое-то дополнение к основной — 1500 м в/с. Вот почему, став Олимпийским чемпионом на 400 м, я почти ничего не ощутил, всё прошло без супер эмоций. А вот Феся (Сергей Фесенко) окрылил всю команду, став чемпионом Игр в первый день плавательных соревнований, победив на дистанции 200 м баттерфляем. Что касается меня, то я совершенно спокойно готовился к финалу на полторашке. Но неожиданно ко мне подошёл Кошкин и строго сказал: «Поплывешь в эстафете 4х200 м!» Я ему ответил: «Игорь Михайлович, я не могу…» В ответ он жёстко произнёс: «Рядовой, встать в строй!»

Я знал, что эстафетный квартет весьма долго готовился к этому старту, и то, что меня в него ввели в самый последний момент, означало, что в этой четвёрке не всё идёт гладко. Подчинившись грубой  силе моего тренера, я неплохо проплыл свой этап финальном заплыве, что позволило нам ещё больше оторваться от серебряных медалистов. После этого всю Олимпиаду ко мне ежедневно подходили десятки людей и с одним и тем же вопросом: «Ну что, Володя, побьёшь рекорд мира на 1500 м?» И реально раздражало. Пришлось полностью уйти в себя, забаррикадироваться, взять в руки детективный роман и полностью погрузиться в виртуальный мир. Ночь перед решающим финалом спал плохо, при этом, нельзя сказать, что что-то меня беспокоило и вызывало тревогу. Утром, чтобы не терять чувство воды, я немного поплавал. Теперь передо мной был лишь финал на 1500 м в/с. Ещё два советских спортсмена стартовали в нём вместе со мной, Эдуард Петров и Алексей Чаев. Последний был моим спарринг партнёром и показал себя настоящим зверем во время совместных тренировок. Он постоянно заводил меня и даже обгонял меня на нескольких прикидках.

Наступил вечер главного для меня дня Олимпиады-80. После разминки надел на себя все теплые вещи, сходил на сеанс аутотренинга и легкий расслабляющий массаж. Но в тренировочном костюме, так как моя кожа была вся уже стёсана бритвой «Нева», и любо прикосновение к ней вызывало неприятные ощущения. Последние минуты перед стартом отвлекал себя книгой. В кол-руме никто друг на друга не смотрел, как будто любой визуальный контакт с соперником мог решить судьбу заплыва.

Перекинулись привычными фразами о нагрузке – была такая мода заведомо принижать свои собственные кондиции. И вот уже рев трибун, и все мы застыли в ожидании сигнала стартёра. Обошлось без фальстарта. Первая сотня получилась за 58 секунд. И потом, как адмиральский хронометр, каждая – ровно по минуте. Где-то после восьмой-десятой стометровкой у меня случился небольшой сбой, я стал смотреть на боковое табло и ориентироваться на бегущее там время. Начала наваливаться усталость, я почувствовал, а с победой всё в порядке, но рекорд мира мог уйти, и я пошёл на трюк. Я внушил себе, что дистанция сегодня не полторы тысячи метров, а всего лишь тысяча четыреста метров, и начал заранее финишировать. Перед предпоследним поворотом сам себя разбудил и развернулся на последнюю сотню. По ощущениям к рукам и ногам, как будто, прицепили железнодорожные шпалы. После неудачного поворота на заключительный полтинник всем телом ощущал вибрацию ревущих трибун, осознав, что там происходит что-то невообразимое, ещё раз мобилизовался и понёсся к финишу. Коснулся бортика, с трудом поднял руки, пытаясь улыбнуться, получилось что-то вроде оскала. Ждал эйфории, но она запаздывала, чувствовал только усталость и облегчение. Сразу увидел Вайца (Сергей Михайлович Вайцеховский, старший тренер сборной СССР с 1979 по 1983) и нашу команду на трибунах – там все неиствовали. Есть золото Олимпиады и новый мировой рекорд – 14.58,27!!!

Среди тысяч писем в мой адрес в основном это были поздравления, а кто-то  просил прислать… кроссовки. С моим адресом разбирались не все. В одном послании было написано просто так: Москва, Владимиру Сальникову. Странно, но это письмо дошло.

Затем начался новый сезон, и очень сложно было найти мотивацию продолжать работать, но когда после первой тренировки я почувствовал, будто меня переехал паровоз, дурные мысли улетучились, и я начал подготовку к Олимпиаде в Лос-Анжелесе. Но это уже совсем другая история…»

Статья из журнала «Плавание» №3 (2010)/Фото из архива Mr. Swimy

Родом я из рабочей семьи. Папа – водитель троллейбуса, мама – работница фабрики, делала кукурузные палочки, да старший брат. В общем, обычная советская семья. И жили мы на улице Советской. Представляете, Союз уже давно развалился, а улица осталась, родители там до сих пор живут. Плавать я начинала не в бассейне, а на реке Сож, что протекает через мой родной Гомель. Река очень красивая, вокруг нее озера и, конечно, пляжи, куда мы с родителями ходили летом загорать и купаться. Мы, дети, постоянно плескались около берега, вот так я и научилась держаться на воде.

А когда исполнилось восемь, однажды к нам в школу пришла Вера Зиновьевна Лаврова, мой первый тренер. Она отбирала всех желающих и, на ее взгляд, способных для обучения плаванию в ее группе. Сначала один, потом три раза в неделю я вместе со своими подружками с удовольствием ходила в бассейн. И не только. На общегородском спортивном празднике победила как-то раз и в легкой атлетике – дальше всех прыгнула в длину. Несмотря на способности, многие считали меня бесперспективной, и тренеру постоянно приходилось меня защищать. А я умудрялась побеждать: сначала на первенствах города, потом на межгородских, а затем и на республиканских соревнованиях.

И однажды, лет в двенадцать, на первенстве Гомеля я схлестнулась в одном заплыве со звездой тогдашнего белорусского плавания Олей Коршиковой. И выиграла у нее. Что тут началось! Все забегали, засуетились, а тренер Оли Леонид Ефимович Кауфман, самый известный в то время специалист Гомеля по плаванию, подошел к моим родителям, болевшим за меня на трибунах, и вырубил их наповал, сказав: «Ваша Лена – это талант, из нее получится толк, и она станет мастером спорта СССР!». Короче – отвал башки. Разукрасил мои перспективы так, что, когда я после первой тренировки у Кауфмана начала ныть: не хочу, мол, заберите меня обратно, родители сказали строго: «Ничего, терпи, надо, значит надо!» Ну я и терпела. В 87-м выиграла первенство СССР среди девушек, а через год стала второй на юношеском первенстве Европы. Это серебро, хотя ещё и не взрослое, окрылило меня, и я впервые в жизни поверила в свои силы и поняла, что могу стать большой спортсменкой.

В конце 90-го Кауфман сообщает трагическое для меня известие: он уезжает в Израиль. Это был удар! Я осталась одна…

База сборной СССР озеро Круглое. Сижу, скучаю на балконе бассейна, присматриваюсь к другим бригадам брассистов: Амирова, Радомский (тренеры сборной СССР 70–90-х годов – Прим. ред.). А рядом на бортике Красиков (А.Ф. Красиков, заслуженный тренер СССР – Прим. ред.). Я почему-то сразу поняла, вот он, идеальный для меня вариант! Уже не молодой, с огромным опытом работы и заслугами, как говорится, перед Отечеством. Именно с ним мне и предстояло провести эти полтора года, что отделяли нас от Олимпиады в Барселоны-92. Красиков согласился, и началась работа.

Мне очень понравился его подход. Он умел малой кровью достигать максимума. Огромное значение уделял рабочей атмосфере на тренировках и восстановлению организма после огромных нагрузки. Большой и толстый, он любил повторять: «Давай стукнемся с тобой животами!» Разбегался и прыгал на кого-нибудь из своих коллег. Очень смешно. Тренер с большой буквы, мастер своего дела, Красиков сумел дать мне то, что было действительно необходимо. Я продолжила свой спортивный рост и через полгода в Афинах стала трехкратной чемпионкой Европы уже среди взрослых. На меня сразу набросились журналисты: «Что да как? Какие планы на Олимпиаду в Барселоне?» Я хорошо помню, что ответила: «А какой солдат не мечтает стать генералом?»

Несмотря на мою решительность, олимпийский сезон у меня не задался. Раз пять вплоть до весеннего первенства Союза я болела. Все время приходилось пропускать тренировки. И вот отбор. Я проигрываю сотню и проваливаю 200 метров, встает вопрос о моем выступлении на Играх. Невзирая на невыполненный олимпийский норматив, Красикову удается меня отстоять в команде.

И вот после всех этих напрягов я в олимпийской Барселоне 1992 года, но без тренера. Он хоть и поехал туда, но наблюдал за мной с трибуны в качестве безучастного туриста. Хожу как неприкаянная, одна, некому ни засечь время, ни подсказать что-нибудь, будто выкинутая из жизни. В мыслях в финал хотя бы попасть, чтобы не ругали уж сильно!

После квалификации на 200 м брасом, где я была четвертой, настроение изменилось, скорость у меня была неплохая, поэтому ровно через день я, хорошо выспавшись, с боевым настроем вышла на сотню. После предвариловки я первая, здесь уже все стало ясно, я просто должна выиграть во что бы то ни стало эту Олимпиаду! Очень глупо было с моей стороны, но я ничего не ела в тот день. Апельсиновый сок с утра и три стакана томатного перед финалом – вот все моё топливо! Стою около тумбочки, жара, меня качает, с трибуны мой тренер вместе с Турецким (Г.Г. Турецкий, заслуженный тренер СССР – Прим. ред.) бутылками пива мне машут, а все телекамеры нацелились на американку Аниту Нолл, так как именно её считали главной фавориткой. Меня вдруг такая злость взяла, и на тренера, и на американку, думаю: «Ну, гады, я вам покажу!»

Всё. Старт. Рядом итальянка Делла Валле, пара сильных восточных немок и Саманта Рипли из Австралии. После поворота я впереди, незабываемые мгновения заплыва: мыслей нет, только очень яркий свет, сияние и… восторг! Касаюсь финиша, поворачиваюсь, гляжу на табло и все равно не верю глазам, я – Олимпийская чемпионка! Голова, как Дом Советов, все кружится, и от голода, и от счастья…

Потом были поцелуи, поздравления, звонки домой! Была еще и комбинашка (эстафета 4х100 м комплексом — Прим. ред.), где мы стали третьими, и награды Родины: квартира в родном Гомеле, позолоченные часы от ректора родного Университета и авто «Жигули»… Но праздник быстро закончился. Ни политической, ни какой-либо другой карьеры на своих титулах и медалях я дома так и не сделала. Моя победа случилась в тяжелый для Союза момент, когда все разваливалось. Поэтому я спокойно отношусь к тому, что многие не помнят или не знают обо мне, даже в родной Белоруссии. Хотя это смешно и грустно…

Первым моим тренером стал Сергей Федорович Коган. Трудно представить, но я дожил до десяти лет, не умея плавать, и поначалу все мои сверстники в группе намного меня обгоняли. Я быстро проявил себя в новичках и через какое-то время оказался в другой, более сильной бригаде. Владимир Витальевич Семушев – человек сурового нрава, он считал, что если ты пришёл на тренировку, надо работать, а если хочешь лоботрясничать, то лучше иди домой, делай школьные уроки. Поэтому сачковать я даже не научился, хотя и видел, как виртуозно это делают некоторые другие. В 81-м, после попадания в призы на детской «Комсомолке», у меня был первый серьёзный успех – золотые медали чемпиона Европы среди юношей. Но зазнайкой я не стал. В этом мне помогали мои друзья-соперники. Представьте, 83-й: Спартакиада народов СССР, я первый на двухсотке вместе с лаврами чемпиона страны и самого молодого и перспективного. А в 84-м не попадаю даже в команду для участия в основных соревнованиях сезона. Владимир Шеметов (Шемет), и Сергей Заболотнов по прозвищу Махмуд были лучшими спинистами в мире. Именно Махмуду удалось на «Дружбе-84» побить мировой рекорд на 200-метровке. И именно его результат я превзошёл через полгода на матче СССР – ГДР. 85-й сделал меня двукратным чемпионом Европы, а 86-й подарил победы на обеих дистанциях уже на «мире». Именно после чемпионата в Мадриде у меня началась олимпийская гонка, Семушев мне так и сказал: «Ну что, Полянский, теперь тебе придётся сделать самый важный шаг в карьере любого спортсмена – впереди Олимпийские игры!»

Мне предстояло два года подготовки. На чемпионате Европы в Страсбурге в 87-м я выступил не очень хорошо. К стометровке меня даже не допустили. По правде сказать, из-за того, что я плохо выступил на отборе. Но был ещё нюанс – я просто не хотел плыть сотню на Союзе. Я был тогда лучшим в мире на этой дистанции, и мне обещали место без отбора. Чувствовал я себя в тот день неважно, вот и решил «откупаться». Поэтому, даже несмотря на предварительные договорённости, меня решили наказать. В итоге Махмуд – двукратный чемпион: 200 метров я ему проиграл, зато в борьбе с ним вырвал право плыть этап в комбинированной эстафете – мой утренний результат оказался на полсекунды быстрее, чем у Сереги. Честно сказать, я до сих пор не могу понять, как мне удавалось его обгонять, ведь он был чудовищно силен: и выносливее меня, и гораздо быстрее на тренировках!

Наступил 88-й. Он ознаменовался нововведением в моём стиле плавания: японец Сузуки зимой в Бонне плыл по поверхности только перед поворотами и на финише, все остальное время находился под водой. Я быстро освоил эту манеру и в Сеуле был уже одним из экспертов «ныряния». На Играх все фавориты – и американец Беркофф, и тот самый японец, ставший, кстати, там чемпионом на сотке, и Заболотнов – уже «ныряли». Я уехал в Корею не со всей командой. Мы продлили подготовку на Озере Круглом ещё на пять дней. Это было удивительно: пустой бассейн, столовая, гостиница – и я, один с тренером на всём готовом…

Но вот и всё: я – в олимпийском финале на 200-метровке. После предварительных, где я спокойно был пятым. Потом добрался до олимпийской деревни, поел, еще немного «поскоблился» и впал в сон. Разбудил тренер. Вместе дошли до бассейна. Разминка как обычно: полтора километра поиска техники плюс «полтинник» мягко на 29,5. Семушев: «Ну как, легко?» Я ему: «Легко». Все. Он мне больше ничего не объяснял. Тактика простая. На Олимпийских играх шарашишь с начала и до конца. За счёт хороших ног ухожу от всех со старта и удерживаю лидерство. Заболотнов, Рихтер, Бальтруш – основные конкуренты. О времени не вспоминал, думал, как бы мне их всех обогнать? Волновался ужасно. На последнем отрезке увидел, что плыву первым, мелькнула мысль: я могу выиграть! Дело в том, что из-за плохого зрения я не мог быть уверен, победил я или нет. Вроде понимал, что шёл первым, увидел нашу ликующую команду, а сам все щурюсь, щурюсь, вглядываюсь в табло… Очень долго искал тренера, он: «Ну что Полянский, поздравляю тебя с золотой медалью!». Я ему: «А какая раскладка?» Он: «Знаешь, есть такие соревнования, где это уже не важно. Ты – олимпийский чемпион!» Потом, конечно, рассказал…

На сотне с утра Беркофф первым в мире выплыл из 55 секунд. Было бы нелепо его не опасаться, но я плыл легко и спокойно попал в финал. Я сотни раз пересматривал этот заплыв: вечером я мог бы выиграть вторую золотую медаль, но из-за зажатости и волнения плыл скомканно, на финише ногами не продавил в скольжение и сделал лишний гребок. В итоге – бронза. На эту же ступень пьедестала поднялся и в комбинированной эстафете.

В Москве ждала Лариса (Лариса Морева – многократная чемпионка СССР в плавании брассом – прим. ред.), сразу после Игр мы поженились. Когда прилетели в Новосибирск, за окнами самолёта я увидел кортеж из «Чаек» и «Волг» с мигалками и подумал: о, «шишку» какого-то встречают!.. Оказалось – меня. А в машине меня ждали счастливые родители…

Трудно сказать, чего в моей победе было больше. Был огромный труд, было стремление, помощь близких людей – многое было, и везение тоже. В той золотой медали – крушение надежд моих конкурентов, ведь и тогда, и сейчас есть люди, готовые к победе любой ценой. Золото манит. Но могу сказать, не кривя душой: я заработал его честно!

Фото: ИТАР-ТАСС, РИА Новости

Уже за четыре года перед Сеулом я знал, что эти Игры для меня последние. Но до них нужно было еще дожить. После «Дружбы» была взята пауза в полгода, чтобы справиться с травмой плеча и восстановиться психологически. В домашних тренировках помогала Марина (супруга. – Ред.). К этому времени она уже более двух лет была связана с контролем функционального состояния группы И.Кошкина (тренер В. С. – Ред.), поэтому специфика работы со мной для нее была ясна. На минимальных объемах мы дождались весны и на первых сборах в Грузии подключились к бригаде Игоря Михайловича. Жизнь начинала втекать в привычное русло. Чемпионат Союза в Баку, который я выиграл с приличным результатом, казалось, все расставил на свои места.

Сразу после него мы улетели в Цахкадзор. Вот тут-то и началось! Все подопечные моего тренера (а тренировались мы тогда втроем: Семенов, Базанов и я) перенесли очень серьезное отравление. Для Базанова и меня дело дошло до больницы, а Семенов, выдержав и не заболев в Цахе, срезался в Болгарии, на чемпионате Европы, куда я, собственно, уже и не поехал. Как не поехал и на Универсиаду в Японию, выступления на которой первоначально расценивал как основные в 1985-м. Сезон пропал. Еще окончательно не поправившись, встречался с Кошкиным. Его реакция была вообще-то предсказуемой, но для меня убийственной: он, по сути, от меня отказался. Впрочем, пойти на такой шаг Игоря Михайловича могло спровоцировать и приглашение на пост главного тренера сборной СССР – тут уж не до сантиментов. Как говорится: приплыли…

На семейном совете приняли решение: Марина продолжит работать со мной в качестве основного тренера. По таким компонентам, как доверие и стремление к общей цели, она была недосягаема. Мы пошли в сторону от привычных, изнуряющих тренировок. Одновременно учились отслеживать все изменения, происходившие со мной на срочном уровне. Коррективы в объемы и интенсивность вносились прямо по ходу тренировок. Это было интересно, мы делали свою работу так, как до нас ее не делал никто в мире.

Весна 1988-го принесла мне сына и новую, необыкновенную мотивацию. На отборе мне не хватило около секунды до олимпийского норматива. Вопрос об участии в Играх решил контрольный заплыв на 800 в матче СССР – Канада, где я спокойно выплыл из 8 минут. В общем, свершилось, я в Сеуле, в компании финалистов на 1500. Последний день турнира пловцов. Все, можно ставить жирную точку. Предвариловка прошла неплохо, я второй после Цитлински. Огромная работа, проделанная для этого дня, мучительное ожидание, бритье до мяса – все позади. Захожу в колл-рум, чувствую себя терминатором, в полной боевой. Среди основных конкурентов: победитель олимпийского заплыва и рекордсмен мира на 400 Дасслер, американец Цитлински и самый опасный – западный немец Пфайфер. Смотрю им прямо в глаза, а они свои взгляды отводят. Вышли на старт. Все, поехали.

Я знал, что соперники обладают более высокой скоростью, поэтому спокойно дал им немного оторваться вначале. После 600 мы сравнялись и я незаметно, по несколько десятых на сотне, начал уходить вперед. Метров через 500 стали отниматься руки, я по очереди на проносе их расслаблял, кое-как продержался еще не теряя скорости. Боль была страшная, все горело, но я продолжал все и всех контролировать. Отрыв метров 7–8, все вроде бы ясно, но последний поворот за порол, кинул ноги и еле задел ими щит, почти с места развернулся на последний полтинник. Боялся потерять сознание, вспомнил о тех, кто не верил, о том, что должен доказать, доплыть… Зрение, слух, реальность возвращались под рев трибун. Люди орали стоя. Диктор, задыхаясь, комментировал мою победу. Потом все смешалось: поздравления, пожелания, приглашения, награждение, снова поздравления, допинг-контроль и позднее возвращение через олимпийский парк на ужин в деревню. Вхожу в столовую, и вдруг невероятное: все сидящие за столами, несколько сотен человек, начали вставать и, выкрикивая мое имя, приветствовать овациями. Чемпионы и просто спортсмены. Коллеги. Все вокруг. Так не встречали никого и никогда. Не передать чувств, что я тогда испытал. Этот момент стоил всех моих усилий и мук. Еще подумал тогда, если и есть на свете настоящее спортивное счастье, то я его точно испытал!

Вода мне нравилась с детства. Купался везде, где только можно – в море, речке, в тазике дома, – до синевы, до стука зубов. «Неплохо держишься на воде, приходи, будешь тренироваться», – сказал мне в 69-м на уроке физкультуры в бассейне ставший моим первым тренером Григорий Абрамович Мирвис. Ну и пошло-поехало. Глаз у него был меткий – чуть позже к нам в группу попала и Лина Качушите (олимпийская чемпионка Игр ХХII Олимпиады. – Прим. ред.). Начал сразу с брасса – тренер говорил, что ноги у меня, как у лягушки, поэтому с выбором стиля было без вариантов. Я был самым обыкновенным ребенком, выигрывал, проигрывал, ничем особенным не отличался, если повезет, получал какую-нибудь медаль, и снова к ребятам во двор гулять. Я всегда был ленивым – мне постоянно повторяли: вот если бы ты больше тренировался, был бы дисциплинированным, тебе бы цены не было. Но я все равно продолжал лениться. Помогал литовский характер – никому не показывал, что на самом деле хочу выигрывать – тихо-тихо так, потихоньку, раз, и выиграл, а потом фши-и-ить – и снова на дно. Успехи приносили радость – меня уважали, даже на руках носили… какое-то время. В общем, ради этого мы все и плавали…

Медалисты чемпионата СССР в плавании на 200 м брассом: в центре Робертас Жулпа (золотая медаль) слева Александр Федоровский (серебряная медаль) и Сергей Журинский (бронзовая медаль)

В сборной меня называли Жуля, наверное, потому, что Робертас говорить было долго – это Вайц (С.М. Вайцеховский – старший тренер сборной СССР – 1971–1983 гг. – Прим. ред.) придумал в 78-м, когда я в сборную попал. Тогда я показал лучший результат на «Комсомолке» и стал, как говорится, перспективным. В том же году поехал на матч СССР – США, а затем сразу на мир в Западный Берлин. Первым попал в финал, а вечером перегорел – был только седьмым.

За год до Игр мой рейтинг стал расти – вот я четвертый, третий, второй… О чемпионстве мыслей не было. Размышлял так: будет как будет, в крайнем случае Зенов (Б.Д. Зенов – ЗТ СССР, личный тренер Р.Жулпы 1978–1985 гг. – Прим. ред.) и Вайц отругают, и все. В олимпийский год мой результат был уже первым в мире и мне сразу стали вешать шоколадную медаль. Отказ американцев от участия в Играх для меня ничего не изменил, ведь у них никого на 200 брассом в фаворитах не было. Мне надо было бояться наших: Арсена Мискарова, Гену Утенкова, дружка моего – англичанина Гудхью, венгра Вермаша и прочий соцлагерь. Кстати, у Качушите такая же ситуация была. Это нашим кролистам, комплексистам – Коплякам, Сидорам – можно было опасаться американцев, а у нас и так все лучшие в Москве стартовали. Пахали на Круглом, в Цахкадзоре по три тренировки на воде в день, я делал все, что говорил Зенов, ну срезал немного, конечно, это, думаю, и помогло, в ином случае можно было бы загнуться. Читать особо не любил, из развлечений – музыка, карты и сон. Вайц говорил: проспать тренировку – это уважительная причина, ну я и просыпал иногда. В общем, работал, надо – значит надо! О предстоящем старте не думал, относился апатично, знал – прыгну и поплыву, как учили…

На время Игр нам пришлось со всеми разлучиться. Это была пятикомнатная квартира от ЦСКА, Зенов через свои связи пробил своей группе такое жилье: внизу столовка, а через дорогу бассейн «Олимпийский». На открытие нас не пустили, с командой мы виделись только на соревнованиях, а в Олимпийской деревне запретили даже появляться. В последнюю ночь спал хорошо. Бац, стучит Зенов: «Вставай, на завтрак!» Я съел еще и морожки (мороженого. – Прим. ред.) сверху. Вышли на улицу, перешли дорогу, попали в бассейн. Утром плыл не бритым. Разминка обычная, как всегда перед любыми соревнованиями – до километра: 200 комплекс, ноги, руки, в координации, пару полтинников на время, старты, ускорения и легонько еще метров 200. В финал попал первым и все – домой, пообедать, поспать. Опять будит Зенов, он с бритвой. Отскоблил меня «Невой» за полчаса: «Все, пошли в бассейн!» В «Олимпийском» было непривычно. Народу очень много, думаю: ничего себе!!! Нигде такого не видел, даже на мире! Покрутил ногами, руками, залез в воду – полчаса разминка, чтобы остался час для отдыха. Погрелся под душем, лежать не пошел, сидел на скамейке рядом с водой, смотрел, как другие плывут. Зенов уже не подходил. К психологу не обращался, до этого пробовал пару раз, но не то чтобы не помогало, наоборот, начинал смеяться, нарушал порядок, в общем, меня даже выгнали как-то раз с сеанса, чтобы другим не мешал. Баба Люба, наша массажистка, встряхнула через костюм и все – в комнату формирования.

«Дружба-84»: олимпийский чемпион Робертас Жулпа победил в плавании на 200 м брассом

Со всеми поздоровался, пожал конкурентам руки – здрасьте, здрасьте, хеллоу – и пошел как на прикидку на Круглом, спокойно, чуть не зевая. Зенов что-то сверху с трибун кричал про гребки, я помнил – туда пятнадцать, обратно двадцать три, потом двадцать и на финише сколько можешь. Мы прошли к тумбочкам, нас представили, я улыбнулся, махнул рукой команде, она была шумнее и заметнее всех вместе взятых. Был фальстарт, все упали и я тоже. Лучше бы, конечно, не падать, чтобы сухим прыгнуть и понестись, а тут случилось, правила позволяли. Наконец старт, считаю – один, два, три… пятнадцать, поворот. Второй полтинник, третий, плыву как робот, смотрю на длинном гребке под водой – я первый, за мной Мискаров, Вермеш и все другие. Мысль на финише – вот сейчас доплыву, осталось меньше 50 м, и отдохну, столько пахал, эх, можно будет расслабиться! Коснулся не пальцами, а ладошками, посмотрел на табло, увидел, что первый, но мировой рекорд не получился. Не расстроился, бросил взгляд на трибуны, махнул им рукой и подумал: слава Богу, никто теперь ругать не будет, а то – проиграй, сразу бы все вспомнили, что я вытворял на сборах…

Думаю, если бы хоть кто-нибудь меня реально догонял, за ноги бы кусал, я бы прибавил, три десятых до мирового рекорда – пустяки, приплыл почти без одышки. После заплыва съездил единственный раз в Олимпийскую деревню, но меня там начали гонять – не мешай, мол, тем, кто еще готовится. Пришлось ехать к москвичкам. Потом Зенов говорит: «Вот тебе билет в Литву, вас там ждут, езжай скорее». И мы с Линой, не дожидаясь конца Олимпиады, свалили по домам. Через месяц в Москве мне дали орден Дружбы народов и ЗМС, а наша республика разделила почести на всех своих призеров, поэтому мне дали купить за свой счет машину «Волгу» и квартиру – хватанул однокомнатную. Качушите хотела двушку, но ей сказали: сейчас это невозможно, бери, что дают, иначе – жди. Она решила подождать – так ничего потом и не получила. Да и у меня спустя семь лет мою забрали по советским законам – я в Италию уехал и вроде бы как больше трех месяцев в хате не жил… Ну и ладно. А тогда, в олимпийское лето, были еще и грамоты, и банкеты, фуршеты, путевка в Палангу в дом отдыха – все оплачено, в общем, приятно…

Политика меня никогда не волновала, спокойно чувствовал себя советским человеком, и это несмотря на то, что даже в семье все было не однозначно – отец через годы первым полез на баррикады в защиту независимости Литвы, а мне моя жизнь нравилась – ничего бы в ней не поменял, даже если бы было можно – жизнь была веселая. Даже сейчас снятся сны о плавании, лиц вокруг не вижу, но соревнуюсь с кем-то, это точно…

За год до Игр-80 мы сменили место базовой подготовки. В 79-м в строй был введен новый бассейн в Харькове. С легкой руки Кошкина этот центр стал называться аббревиатурой из трех первых букв слов: Экран, Харьков и Олимпиада – «ЭХО». Впервые в стране для пловцов была организована практически идеальная модель полного тренировочного цикла, решающего как тренировочные, так и восстановительные задачи. В это же время возникла еще одна база подготовки – на озере Круглое. Сборная произвольно разбилась на две команды, и они незамедлительно начали конкурировать между собой. Под стать условиям были и нагрузки, до сих пор чувствую уважение к самому себе за то, что смог все это вынести. В тот год попробовал и трехразовые тренировки на воде в Цахе (г. Цахкадзор, Армения). Замечательным было то, что после них, засыпая, снилось, что плыву, да еще и по замкнутому кругу. Выезжали на сборы в Австрию, Штаты, причем в Америку дважды – в Mишн Вьехо к Марку Шуберту, тренировались с ребятами Джека Нельсона в Форте Лаудердейл. Подъемы в 4.45 утра раздвинули наше представление о своих возможностях.
Как-то раз на детских соревнованиях я сгорел. Дотла. Меня лихорадило, волновался, представлял, как же все-таки это будет? Ухудшил тогда свое личное время секунд на сорок! Уже потом думал: чего так нервничал? Урок сработал, я стал учиться гасить волнение.

Перед Московскими играми и на самих соревнованиях занимался психорегуляцией, старался снимать напряжение специальными упражнениями, работал с психологом сборной Геннадием Дмитриевичем Горбуновым. В 75-м, когда Кошкин говорил нам о том, что мы будем готовиться к Олимпийским играм, я не то что победы, даже участия в них не представлял себе. Накануне Игр-80 ситуация была уже совершенно другой, и, чтобы не разрушаться, использовал практику аутотренинга… Даже после победы на чемпионате мира-78 400 м я не считал своей дистанцией, так, каким-то дополнением к основной. Поэтому, став олимпийским чемпионом, почти ничего не почувствовал, все прошло без суперэмоций. Феся (Сергей Фесенко – чемпион XXII ОИ на 200 м бат. – Прим. ред.) окрылил всю команду, в первый день завоевав «золото». Я спокойно готовился к 1500. Неожиданно ко мне подходит Кошкин и говорит: «Ты поплывешь в эстафете» (4х200 в/с. – Прим. ред.). В эстафете, причем в финале! Я ему: «Игорь Михайлович, я не хочу…» В ответ что-то вроде: рядовой, встаньте в строй! Я знал, эстафетный квартет долго готовился к этому виду, и то, что меня рекрутировали на заплыв, говорило, что в этой четверке не все в порядке. Подчинившись грубой силе сверху, в итоге я показал неплохой результат, который позволил нам еще немного оторваться от серебряных медалистов. Уже во время Игр ко мне раз по десять в день подходили разные люди и спрашивали: «Ну что, рекорд-то побьешь?» – вот это действительно беспокоило. Пришлось уйти в себя, забаррикадироваться, взять в руки детектив и полностью погрузиться в виртуальный мир. В ночь перед финалом спал плохо, но нельзя сказать, что это вызвало тревогу. Чтобы не терять чувства воды, с утра немного поплавал, впереди был финал на 1500. В нем со мной стартовали еще два советских пловца Эдуард Петров и Александр Чаев. Чаев был моим спарринг-партнером – просто зверь на тренировках, постоянно заводил меня, даже обгоняя в некоторых сериях.

Наступил вечер главного дня. После разминки натянул на себя все теплые вещи, сходил на сеанс аутотренинга, затем на легкий встряхивающий массаж. Костюм не снимал, потому что кожа была уже вся стесана бритвой «Нева», и лишнее прикосновение к ней вызывало неприятные ощущения. Последние минуты перед стартом отвлекался книгой. В комнате формирования заплывов никто друг на друга не смотрел, иногда такой визуальный контакт мог решить судьбу заплыва. Перекинулись со своими привычной фразой о непрухе – была такая мода занижать собственную кондицию, и вот уже рев трибун, и мы замерли в ожидании сигнала стартера. Обошлось без фальстарта.

Среди тысяч писем в основном были поздравления, но кто-то просил прислать кроссовки. С адресом разбирались не все, в одном послании было написано так: Москва, Владимиру Сальникову, и странно, но оно дошло. Когда начался следующий сезон, сложно было найти мотивацию продолжать работать, но когда после первых тренировок почувствовал, будто меня переехал паровоз, дурные мысли улетучились, начал подготовку к Лос-Анджелесу. Но это уже другая история.

Записал Дмитрий Волков

Он появился на свет в первый день нового, 1916 года. Будущая звезда советского плавания, Леонид Мешков родился в деревне на берегу великой русской реки Волги в семье простых крестьян. Местная ребятня проводила все свободное время на воде на песочных речных отмелях. Мальчуганы рыбачили, без устали ныряли, плавали наперегонки по-морскому и саженками, играли в салочки. Местные жители уважительно звали их «волгарями». Статный, наделенной от природы богатырской силушкой юный Ленька Мешков не раз побеждал в этих волжских плавательных догонялках. О больших и славных победах, что прославят его имя на весь мир, он тогда и не задумывался.

 Окончив семилетку в родном  селе, провинциальный  паренек бросает судьбе вызов  и поступает в  Сталинградский техникум  народно-хозяйственного учета, где под руководством учителя физкультуры И.А. Степанова он осваивает азы спортивного плавания кролем и баттерфляем. «Волгарь» схватывает все налету и с самых первых стартов показывает высокие для новичка результаты, будучи всегда «в призах», на что обратили внимание специалисты. Осенью 1936-го, не без их содействия, перспективный пловец переезжает в Ленинград и начинает тренироваться в водноспортивном клубе «Дельфин» у известного тогда тренера Г.П. Чернова. И это было впечатляюще! Только представьте себе, что в результате их совместной работы в предвоенный период Леонид Мешков обновляет более 50 рекордов страны, Европы и мира (!), хотя последние считались неофициальными, ибо в те годы рабоче-крестьянский СССР отвергал любое участие в «буржуазных» спортивных организациях, включая, увы, Европейскую лигу плавания (ЛЕН) Международную федерацию плавания (ФИНА). И это притом, что Мешков первым из советских пловцов преодолевает 100 метров вольным стилем быстрее знаковой для всех кролистов отметки в одну минуту, показав результат 59,4! «Вечный» мировой рекорд 5-кратного Олимпийского чемпиона американца Джонни Вайсмюллера (57,4), звезды Голливуда, легендарного Тарзана, казался уже не таким недоступным.

Совмещая тренировки, учебу в институте физкультуры им. Лесгафта и работу тренера, в предвоенном марте 1940-го Мешков устанавливает очередное высшее мировое достижение на дистанции 400 м баттерфляем – 5 мин. 41 с. И в том же году за выдающиеся спортивные результаты ему, одному из первых в стране, присваивается почетное звание заслуженного мастера спорта СССР.

Великая Отечественная прервала эту блестящую спортивную карьеру, которая только-только набирала высоту. Как и многие выдающиеся спортсмены союзного значения, Мешков мог бы получить бронь и остаться в тылу, продолжая совершенствовать свое спортивное мастерство или передавать его другим. Но патриот, максималист в спорте и в жизни, он выбирает иной путь. Уже через час после объявления Левитаном по радио о начале войны, 22 июня 1941 года он прибывает в партийный комитет завода «Электросила», где после окончания школы тренеров когда-то работал преподавателем по плаванию, и требует, чтобы его немедленно отправили добровольцем на фронт.

Незаурядные физические данные, спортивная подготовка, настойчивость и истинно чемпионский напор Мешкова произвели сильное впечатление на заводских партийцев, которые, в свою очередь, незамедлительно зачисляют пловца-добровольца в состав 78‑й разведроты 1‑го стрелкового полка 2‑й дивизии народного ополчения (ДНО), которая была затем брошена в бой на Лужском направлении. Леонид Карпович так вспоминал эти героические дни: «Опять пошли в разведку через речку Лугу, но нарвались на минное поле. Надо было уходить, да мины кольцом окружали. Ни земли, ни воды вокруг, одна хлябь, как в «первый день творения». Осколок разорвавшейся мины перебил руку моему товарищу, тоже пловцу, Сергею Кулакову. Я его подхватил, вошел в воду, и здесь, среди тягучего минного воя и черных столбов разрывов, я был ранен сразу в оберуки. Сергея держать уже не мог, он упал, вот вот захлебнется. Наклонился к нему: «Как-нибудь держись за шею, плывем!» И мы поплыли! Рядом рвались мины, все кипело вокруг… Эх Луга, Луга, много плавал я до этого, но не мог знать, что нужно будет проплыть тысячи километров, чтобы в трудную минуту переправиться через узенькую речушку».

Получившего одновременно не сколько ранений в обе руки и область сердца, чудом выбравшегося из воды и потерявшего сознание Мешкова подбирают санитары и срочным бортом переправляют в Ленинград, где врачи делают все возможное, чтобы сохранить жизнь прославленному спортсмену. Но обещать ему, что он будет вновь плавать, а тем более соревноваться, никто не мог. Впереди было длительное лечение, несколько операций, в том числе и на сердце, а затем и долгожданное восстановление.

Благодаря несгибаемой силе воли, мужеству и крепкому здоровью Леонид сумел снова «войти в воду». Но на этом война для него не заканчивается. Вместе с другими известными пловцами Клавдией Алешиной, Владимиров Китаевым и Семеном Бойченко его направляют в войска в качестве инструкторов по обучению боевых пловцов. Командованием была установлена норма на каждого инструктора – обучить не менее тысячи бойцов. Условия сверх жесточайшие, с которыми Мешков и его боевые соратники-спортсмены с честью справлялись вплоть до окончания войны.

Одновременно с этим Мешков продолжает упорно тренироваться. По разработанной им специальной методике в кратчайшие сроки он смог не только восстановиться, но и вернуться в большой спорт, хотя в его сердце навсегда остался осколок той злосчастной мины, который врачи решили все же не беспокоить. В 1946 году Мешков переезжает в Москву, где поступает в Государственный центральный институт физкультуры имени И.В. Сталина, продолжая активно выступать на соревнованиях. Конкурируя со своим постоянными непримиримым соперником Семеном Бойченко, «королем баттерфляя», как называла его европейская пресса после триумфального довоенного турне, поочередно они устанавливают все новые и новые рекорды. Несмотря на то что оба всячески избегали прямого очного противоборства на своих коронных дистанциях, им все же не раз приходилось биться друг с другом и за свое общество, и за свой статус на одних и тех же соревнованиях: чемпионатах Москвы, Советского Союза и иных союзных и республиканских стартах.

 В результате бескомпромиссной  борьбы их совместными усилиями  мировые рекорды были доведены до  столь высокого уровня, что вплоть  до завершения этого эпического  соперничества и блистательной  карьеры в большом спорте их  результаты были недоступны  зарубежным пловцам, как  непокоренные Ленинград и Москва  войскам вермахта в годы войны!  Так, лучшими мировыми  достижениями в плавании  баттерфляем на дистанциях 100 и  200 м стали результаты Бойченко –  1.05,4 и 2.29,8 и Мешкова  соответственно – 1.05,1 и 2.33,1. За  эти феноменальные для своего  времени секунды западная пресса  называла наших спортсменов  «русскими титанами баттерфляя». А  после вступления Федерации  плавания СССР в Международную  федерацию плавания (ФИНА) в 1948  году Леонид Мешков еще пять раз  обновляет мировые рекорды и  становится первым советским  пловцом, официально признанным в качестве рекордсмена мира. Однако в конце 1948 года соперничество двух великих советских пловцов внезапно оборвалось. По ложному доносу Семен Бойченко, некогда любимец советской публики и лично «вождя всех народов и лучшего друга советских физкультурников», был арестован. Ему «пришили» дело за, якобы, буржуазную пропаганду и наветы на сына вождя Василия Сталина, спешно осудили и отправили в соликамский ГУЛАГ. Такая же участь постигла, увы, многих известных спортсменов страны, включая легендарных друзей Семена и Леонида братьев Старостиных, отцов-основателей футбольной команды «Спартак» (Москва).

Леонида Мешкова всемогущий молох сталинских репрессий пощадил. Возможно, свою роль сыграли его героическое фронтовое прошлое, тяжелое ранение, боевые правительственные награды и членство в партии. Кто теперь знает? Тем временем Мешков продолжал соревноваться и побеждать, практически не имея себе равных соперников на водных дорожках страны.

Всего за свою долголетнюю спортивную карьеру с 1932 по 1952 год Леонид Карпович устанавливает 120 рекордов СССР и Европы, из них 14 рекордов мира. 42 раза он побеждал на чемпионатах СССР по плаванию, а играя за команду «Торпедо» (Москва), в 1948‑м стал чемпионом страны по водному поло. Через три года в составе сборной СССР он принял участие в легендарной серии матчей со сборной Венгрии, сильнейшей в то время командой мира. На флажке своей блистательной спортивной карьеры Мешков стартовал и в XV Олимпийских играх в Хельсинки (это была первая Олимпиада для советских атлетов!), будучи по возрасту и жизненному опыту реальным отцом для большинства спортсменов. После этого он переходит на тренерскую и преподавательскую работу.

В 1953–1955 годах прославленный советский пловец руководил сборной командой СССР по плаванию, а начиная с 1952‑го Мешков более 30 лет возглавлял кафедру физвоспитания Московского государственного университета им. Ломоносова.

Леонид Карпович Мешков ушел из жизни 4 марта 1984 года. В знак вечной благодарности и признания его выдающихся заслуг в спорте и педагогике университетский «четвертак» – 25‑метровый плавательный бассейн, который находится в цокольной части величественного здания главного корпуса МГУ на Воробьевых горах, носит его славное имя. Много разных, больших и малых спортивных успехов и побед выпало на его долю, но, как вспоминают люди, которым приходилось с ним общаться, главной победой в его жизни навсегда оставалась та, одна, общая, что праздновал весь советский народ 9 мая 1945 года. Победа, ради которой проливал свою кровь великий русский пловец Леонид Мешков.

Текст: Серж Водес

Американские спортсмены «прокинутые» с Играми, конечно, могли бы вмешаться в спор за медали, но им этого сделать не дали. Например, братья Тим и Брюс Фернис в баттерфляе или Роуди Гейнс в кролевом спринте… Кстати, вместе с ним я комментировал турнир пловцов пекинских Игр, и он мне сказал: «Американское правительство нас наградило участием в альтернативных играх, мы получили медали, устанавливали рекорды, но все это было – не то. С Олимпиадой не может сравниться ни одно соревнование».

Вайц (Сергей Вайцеховский – старший тренер сборной СССР 1971-1982г.г.) меня и Володю Сальникова готовил на Ордена Ленина, для этого мы должны были завоевать по три золотых медали.  Были в то время и такие разнарядки. Мне планировали помимо баттерфляя еще 400 комплексом и эстафету 4х200 в/с, но об этом чуть позже.

В марте 80-го наша команда участвовала в традиционных соревнованиях в голландском Амерсфорте. К этому времени подоспело известие, что американцы в Москву не приедут. Несмотря на то, что многие из нас были выше наголову, в том числе и американцев, я считаю, оно нас расслабило. К примеру, я был единственным человеком, умеющим четыре раза в год выплывать из двух минут на 200 баттерфляем. Мы готовились к тяжелой борьбе, каждая тренировка, каждый метр был посвящен предстоящей конкуренции с командой США. Очной схватки не получилось, поэтому каждый из фаворитов сосредоточился, лишь, на результате.

Это был первый день Игр – 22 июля. Конечно, я мечтал пройти в колонне наших спортсменов на открытии, но из-за того, что на следующий день я стартовал, мне пришлось довольствоваться лишь телетрансляцией. Накануне начала соревнований мы переехали с Круглого озера в олимпийскую деревню, но на саму ночь перед стартом, чтобы оградить нас от шума и гама первого вечера олимпиады, те, кому нужно было на следующий день выступать, в том числе и я, были перевезены в специальную гостиницу, где, как говорили были полутораметровые стены и полная звукоизоляция. В случае со мной был достигнут прямо противоположный эффект. Тишина была настолько полной, что это даже пугало (смеется). Создавалось довольно жуткое ощущение, будто столица вымерла и никого, кроме нас больше осталось. Не смотря на то, что наш сон охраняли офицеры госбезобасности, расположившиеся на всех этажах здания, в ту ночь я не спал. Очень волновался, не смог заснуть и  побороть тревогу. А на утро был предварительный заплыв, задача простая: попасть первым в финал. Соперников своих и их раскладки я знал досконально и понимал, на что они способны. Из основных: швед Пэр Арвидсон, Рогер Пыттель из ГДР и другие восточные немцы. С утра я «дал» 2.00.36. Включился на четвертом полтиннике и легко ушел вперед, решив задачу попадания в финал с лучшим временем и экономией сил. Стал ждать вечера, чтобы реализовать накопленный потенциал, все, на что был к тому моменту готов. Днем нас отвезли в ту же гостиницу, нужно было пообедать, но есть не хотелось. Любовь Ивановна – наша массажистка сделала встряхивающий массаж, рядом на подхвате врач Паша все время демонстрировал готовность помочь. Поговорил с Геннадием Дмитриевичем Горбуновым, нашим психологом, он меня немного успокоил. Но напряжение было настолько велико, что расслабится, все равно не удавалось. Помогало чтение, и, чтобы забыться от мыслей о финале, все время до отъезда автобуса я читал. А в мозгах между тем звучало: «заплыв, заплыв, заплыв…»

Время пролетело быстро и вот я снова в бассейне. В этот день приехал  отец, Леонид Афанасьевич, ему в цеху «Криворожстали», где он работал, выдали билет в Москву. Было очень приятно, я понял, насколько моя победа нужна всем моим близким, это придало сил. После разминки была вынужденная пауза, мы долго ждали заплыва, нас, наверное, тысячу раз переспросили: как нас зовут, напряжение росло. И вот, наконец, участников финала на 200 баттерфляем среди мужчин вывели на бортик демонстрационной ванны. Услышав родной шум трибун, полегчало. В заплыве вместе со мной за СССР стартовал мой друг Миша Горелик, и среди подбадривающих криков отчетливо слышались голоса ребят из сборной команды, болеть за своих было обязательным делом каждого. Не скажу, что было страшно, но почувствовав поддержку, стало, по крайнем мере, не одиноко. Нас вывели строем и провели через весь бассейн. После представления участников волнение исчезло, начала работать программа, которую мы отрабатывали все время подготовки к Играм. Веровна (Вера Смелова – ЗТ СССР, личный тренер С.Фесенко – прим.ред.) в настрой не вмешивалась. Она присутствовала скорее как секундант, гасила лишнее волнение. Даже обманывала меня для этого, завышая на несколько десятых долей секунды, если это необходимо, результат на контрольных отрезках во время разминки, зная какой результат я люблю, чтобы чувствовать себя непобедимым. Уверенность в своих силах была огромная. На сборах в Киеве я плавал с толчка за 2.00.11. На соревнованиях я мог начать 59.9 и развернуться за 59.6, именно так я проплыл на матче СССР – Канада, когда после первой половины все ушли на три корпуса вперед, а потом я их всех «схавал». Плыть так же ровно как я, не мог никто из моих конкурентов. Не смотря на то, что Пыттель был мировым рекордсменом на двести, Арвидсон на сотне, я понимал, что если 175 метров  продержусь в лидирующей группе, победа у меня в кармане. Так и случилось, я финишировал первым с новым олимпийским достижением. В конце дистанции, устал, наверное, больше от переживаний, чем от самого плавания. Вызывало чувство неудовлетворенности то, что не получился мировой рекорд. У Московской олимпиады была политическая подоплека, поэтому для ощущения полноценной победы его не хватало. Я закончил дистанцию, увидел результат, и единственное, что почувствовал – облегчение. Радость от того, что все закончилось. Волнения, ожидания, переживания – все  позади. Я снял с головы и бросил в направление трибун шапочку. Мол, я обещал всех «разорвать» — получите и отстаньте. Награждение проводил лорд Килланен (президент МОК 1972-1980г.г. – прим. ред.), и это запомнилось как одно из самых ярких событий того дня. Меня долго держали на допинг контроле. После такого напряжения все функции организма застопорились, и я в течение нескольких часов ничего не мог сделать (смеется). На пресс-конференции для призеров я признался, что 80-й год был для меня успешным: я закончил институт, завоевал золотую олимпийскую медаль и женился. Как только я это произнес,  Вайц мне говорит: «Как же ты, солдат, мог без разрешения генерала пойти на такой шаг?» Отец меня предупреждал, мол, шила в мешке не утаишь, и я решил использовать публичную возможность такого объявления. Я понимал, что к Олимпийскому чемпиону сильно придираться не будут. А при распределении жилплощади факт супружества даст шанс на получение отдельной квартиры. Мы с моей женой Ириной расписались тайком еще перед Олимпийскими играми, но гуляли, конечно, после того, как все закончилось. Для того, чтобы загладить «вину» отоварился ящиком шампанского и вместе с ним отправился в деревню. Захожу. Тренерский состав уже праздновал. «Ага!», — говорит Вайц, — «а, ну-ка  сюда, на ковер!» Я ему: «Вот, держите аргумент», — и протягиваю ящик. «Это другое дело», — смеется Вайц, и конфликт был на этом исчерпан. Уже ночью добрался  до своей комнаты и сразу уснул. Но с первыми лучами солнца, часа в четыре проснулся, здесь-то на меня и накатило – я олимпийский чемпион. Столько об этом мечтал, думал, сомневался, как это будет… Появилось даже какое-то смятение: что же я натворил?  А впереди было еще семь дней подготовки к комплексу. С эстафеты меня сняли, и я подумывал о том, чтобы отказаться и от четырехсот. Но отец настоял, сказав: «Ты так много готовился, столько сделал, попробуй». Мне было очень тяжело, целую неделю я бродил по олимпийской деревне, видел, как выигрывают наши ребята, как становились чемпионками немки, а я все продолжал мучительно настраиваться на последний день. Многим показалось, что я нарочно уступил Сидору (Александр Сидоренко – олимпийский чемпион на 400 комплексом – прим. ред.). Но недавно  собрались вместе с друзьями на мое пятидесятилетие и мы с ним комментировали тот заплыв по записи, человек двести смотрели и переживали, даже плакали, будто видят это впервые. Мы делились старыми ощущениями: «Смотри, вот здесь я ком схватил… а здесь, чуть было не утонул…» Действительно в том заплыве, во время последнего полтинника я практически потерял сознание. Очнулся только после финиша, как будто вынырнул из темноты. Было настолько тяжело, что думал, не доплыву. Хотя Сидор сказал, что еще бы метров десять, и я бы его съел. Так что, то серебро для меня на вес золота.

Помню, как мне жали руки и пробовали на ощупь медаль охранники в олимпийской деревне, как встречали на вокзале с оркестром и транспарантами в родном Кривом Роге. Было приятно, но немного стыдно, ведь к такому вниманию мы не были приучены. Думал, ну и что, что первая золотая медаль, так ведь она первая, потому что вид был первый. Вот и все.